Г. Салмон (Нидерланды)
НАУКА КАК ВЛАСТЬ И НАУКА КАК КОММУНИКАЦИЯ (ПРОТИВОБОРСТВО ДВУХ ТРАДИЦИЙ)
© Г. Салмон
Введение
Многие философы и социологи науки обратили внимание на тот факт, что научная деятельность не протекает в отрыве от социальных процессов. И хотя наука, как показал Т.Кун, – это прежде всего деятельность научного сообщества, она в то же время выполняет определенные функции внутри общества, которое финансирует работу ученых, ожидая от них определенных результатов. Подобное положение может привести к утрате научной независимости, к необходимости считаться с политическими и экономическими интересами общества. Существование таких взаимоотношений между наукой и властью явилось одной из причин, начавшейся в 60–х гг. XX в. критики западнонаучной традиции.
Другая причина коренится во внутренних взаимоотношениях науки и власти: сама наука возникает как форма власти, господства и контроля. Мы начинаем осознавать науку как форму инструментальной рациональности, которая манипулирует как вещами всеми объектами, в том числе и человеком. Данный критический подход к науке впервые появился в неомарксистской Франкфуртской школе, а также в движениях контркультуры. Там же мы обнаруживаем попытки заложить в основание научной деятельности новый фундамент: коммуникативную рациональность.
В течениях, оппозиционных западнонаучной традиции, в том числе и в контркультуре, понятие коммуникации является фундаментальным. Согласно традиции донаучных воззрений, человек – это частица универсума, причастная к мировому сознанию. И культурное движение "Новый век" ратует за возвращение к такому состоянию. Однако, существуют и такие течения, сторонники которых и принимают положительные стороны современной науки, и в то же время хотят восстановить разрушенные коммуникативные процессы. На реализацию этих попыток могут повлиять духовные традиции многих культур, в том числе и неевропейских (например, исламской). Но здесь мы ограничиваемся указанием лишь на центрально–европейские источники для новой науки.
Мы начнем с анализа процесса развития современной науки; затем обсудим ту научную традицию, которая вышла из центральноевропейской культуры; а в заключение мы поговорим о значении коммуникативного подхода к действительности.
Развитие современной науки
Современная наука обнаруживает две характерные черты, имеющие особую важность для темы нашего исследования: а) объективация природы и создание научного метода; б) институционализация научной деятельности.
С развитием научного метода в первой половине XVII в. появилась возможность создать такой мир объектов, который существовал бы отдельно от внутреннего мира человека. Этот научный метод создал такую математическую форму, сквозь которую завиднелся новый мир, мир, лишившийся всякого смысла. То традиционное понимание космоса, в котором человек имел свое "естественное место", исчезло, и теперь ученый вынужден подыскивать к природе новые ключи. "Книга Природы, – провозгласил Галилей, – написана на языке математики".
Параллельно процессу размеживания субъекта и объекта происходит и процесс ограничения познавательных способностей человека. Первоначально в круг этих способностей входили такие качества, как интуиция, фантазия, воображение. Теперь же предпочтение было отдано рациональному анализу, т.е. стремлению человека к рационализации культуры. С течением времени эта "аналитическая" рациональность превратилась в рациональность "инструментальную" – в способность организовывать средства для достижения некоторой цели. В этом процессе научная деятельность теряла свою связь с моральными оценками и вела к дальнейшей дезинтеграции личности.
Другая характерная черта – это создание научных институтов и академий, начиная со второй половины XVII в. Как показал Франц Ятес, этому процессу предшествовала деятельность "невидимых колледжей", в которых духовные ценности так называемых розенкрайцеров были заменены на сугубо практические, способствовавшие развитию капиталистического общества. В то самое время, когда розенкрайцеровский Манифест пропагандировал наступление новой эры – эры духовности, в обществе стали появляться "жрецы науки", которые вверили себя основным принципам материалистической метафизики.
Путь к современной науке пролег между вехами, оставленными Декартом, Кеплером, Бэконом, Галилеем и Ньютоном. В их трудах естествознание создало миру новый образ. Декарт обособил душу от материи, внутренний мир от внешнего, и их взаимосвязь стала крайне проблематичной. Галилей, а позднее Локк, отделили первичные качества (т.е. те, которые могут быть измерены, например, объем, вес, расстояние) от вторичных, человеческих качеств (например, цвет, обоняние, вкус). Согласно господствующей точке зрения наука в состоянии рассматривать только первичные качества. Вторичные качества она оставляет в стороне.
Данный мир – мир математических свойств – больше не является жизненным миром человека. Это механический универсум, в котором человек занимает случайное место, а мир при этом может функционировать и без него. Личный, осмысленный мир, мир духовных ценностей, чувств и мыслей, мир, осознанный и свободный, теряет свою связь с научным миром, в котором господствует детерминизм.
Научная картина мира "знает" лишь количество, но не качество, "знает" только то, что может быть объективировано. Такая картина мира – это наступление на обширный мир человеческого опыта, на тот мир, в котором люди чувствуют себя уютно, и с которым они имеют внутреннюю взаимосвязь. Новый же мир науки, по словам Бэкона – это мир изнасилованный, подвергающийся таким истязаниям, что он непременно раскроет свои тайны и секреты; и только такой мир – мир объектов и может быть манипулируем технологией.
С развитием науки процесс объективации не ограничился природой. Шаг за шагом этот процесс охватывал собой все новые и новые области знания: и живую природу, и общество, и, наконец, человека. Наука стала знакомить нас с технологиями биологической, социальной и человеческой инженерии. И сам человек, и общество в целом превратились в лишенные свободы объекты, которые, если только в этом возникнет необходимость, будут подвергнуты "перестройке". Генная инженерия – это лишь один их плодов эволюции той науки, которая основывается на власти, и которая подавила природу, общество и человека.
В процессе внешнего "омеханичивания" человека произошло также и внутренне его "омеханичивание", выразившееся в изменении сознания. Новое "объектное сознание" разрушило более древние формы "сопричастного сознания". Оно свело всю полноту сопричастного чувственного переживания к простой регистрации результатов измерения. Человек превратился в наблюдателя, замечающего лишь те процессы, для обнаружения которых необходим только глаз. Причем достаточно только одного, даже не различающего цвета, глаза!
Профессиональная деятельность не требует ни моральных критериев, ни интуиции, ни воображения. Они не играют роли в науке, хотя могут играть роль в частной жизни ученого. И, если это необходимо, они могут быть скрыты. Хорошим примером столь нормальной ситуации служит жизнь и даже само лицо Исаака Ньютона. Серия его портретов показывает, как механическое мышление способно жестоко изменить лицо человека. Молодой Ньютон казался неземным, магическим существом, интересующимся оккультными науками и алхимией. В последующие же годы он умалчивал о своих алхимических экспериментах и интересах по политическим соображениям, хотя никогда не терял интереса к алхимии. И лицо его отразило поворот к механическому миросозерцанию и к суровой самоцензуре.
Институционализация науки внутренне связана с появлением всех современных институтов. Во многих своих исследованиях Мишель Фуко пытался выяснить взаимосвязь между властью и знанием, между возникновением институтов, в которых человек подчиняется дисциплине и порядку, и происхождением современных социальных и гуманитарных наук. Для него наука – это результат взаимодействия дисциплинарной практики, существующей в странах Запада, и потребностей нового экономического порядка, что и делало саму науку формой власти.
Это нашло отражение и в практике научного общения. Так, в первые годы существования академий уровень научной кооперации был очень высок. До нашего времени – времени научных конгрессов – ученые писали друг другу письма, существовали также научные письма с новостями и протоколами академических сессий. Однако новые открытия и новое знание в состоянии ныне принести ученым признание, славу и новые средства. Поэтому сейчас они тщательно охраняются, пока не принесут значительную выгоду.
Другим современным аспектом научной коммуникации является способ представления знания. Учение предпочитают писать статьи на очень абстрактном языке и поэтому могут быть поняты лишь внутри замкнутого сообщества своих коллег. Этот язык не характеризует личности ученого, он апеллирует только к рассудку читателя; он не доходит до его сердца, и поэтому может служить лишь очень ограниченной формой общения людей. Выясняется это во время встреч и дискуссий: односторонние умы обычно не в состоянии встречаться друг с другом или понимать другого ученого как человека.
Центральноевропейская наука
Центральная Европа как культурный ареал охватывает немецкие территории, а также территории тех народов, которые подверглись сильному воздействию со стороны германской культуры: поляков, чехов, словаков, венгров, словенов и хорватов. Их культура обнаруживает влияния античного мира и Западной Европы, но имеет и свои собственные характерные особенности. В своей основе это такая культура, которая в определенные периоды, например, в эпохи Возрождения, романтизма и в начале нынешнего столетия, в значительной мере благоприятствовала развитию свободной личности. Затем эта культура пришла в упадок, хотя в таких странах центральной Европы, как Польша, Чехословакия и Венгрия, сегодня наблюдается ее подъем. Что касается культуры Германии, то она в значительной степени стала частью западной культуры.
В центральноевропейской культуре развивались собственные научные традиции. В ней наука ("Wissenschaft") в большей степени имеет философскую и духовную направленность, чем в западной культуре. Она более коммуникативна, нежели властна. Центральноевропейская наука принимает разделение на субъект и объект, но стремится создать в мышлении (т.е. сознательно) новое отношение между ними.
Ее цель – восстановить "сопричастное сознание" донаучной традиции и преодолеть замкнутость ученого–наблюдателя. Центральноевропейский ученый стремится ознакомиться с теми объектами, которые он исследует, но изменить их – не цель для него.
Натурфилософия центральноевропейской культуры использовала метафору: "чтение Книги Природы". Ученый подготавливал себя к тому, чтобы читать эту Книгу, для чего внутренне настраивался на связь с природой. Связь эту можно пережить как встречу, соединение, общение с миром. Существенным условием здесь является чувство любви к объекту: только то, что я люблю, может само мне раскрыться. Фактически, это старая европейская идея, которую мы находим в работах французского философа Б.Паскаля и у бл. Августина, а также в более поздних работах, например, у немецкого философа М.Шелера.
Примеры такого "центральноевропейского исследования" природы можно почерпнуть из алхимии (которая не является исключительно центральноевропейским явлением), а также из трудов Парацельса, Беме, Гете. Внутренняя ценность природы представляет для них большую важность, нежели ценность инструментальная. Так, алхимия являлась скорее путем, ведущим к пониманию секретов природы, чем инструментом для добывания золота. Первоначально возникшее "химическое" знание не было целью алхимии, оно стало ее побочным продуктом. Алхимики считали, что существует взаимосвязь между процессами, протекающими в опыте, и духовными – происходящими в душе исследователя. Алхимик проникал постепенно в секреты природы, и этим преобразовывал свою душу. Тот метод, который использовался в центральноевропейской культуре, полностью отличается от методов западной науки. Здесь естествоиспытатель развивал свою внешнюю восприимчивость так же хорошо, как и восприимчивость внутреннюю, и только после этого приступал к поиску сущности вещей и к "чтению Книги Природы". Что же касается Парацельса и Беме, то у них была своя "теория сигнатур", которая отражала творческие и духовные силы, действующие в природе.
Мы можем назвать метод, используемый центральноевропейской традицией, феноменологическим или герменевтическим, а иногда он именуется гетевским методом, поскольку именно гетевские произведения, такие как "Учение о цвете" и "Метаморфоз растений", легли в основу этого нового направления в исследовании природы.
В центральноевропейской науке сходным образом шло изучение человека (в философской антропологии) и общества (в так называемой "понимающей" социологии). Поскольку ученый сам является человеком, он не может полностью объективировать других людей и общество, но он вполне способен ознакомиться со своим объектом, так как обладает глубинным пониманием его сущности.
Гете смотрел на человека как на инструмент познания мира. Для того, чтобы подготовиться к общению с природой, человек должен развивать свои чувства, обогащать внутренний опыт, опираясь на свои наблюдения; он должен совершенствовать мышление, будоражить воображение и внутренне изменяться вместе с изменением объекта. Гете детально не развивал ни свой метод, ни свою теорию познания. Это было сделано австрийским философом Р.Штейнером. Штейнер выделил четыре стадии в гегевском феноменологическом подходе к природе и сформулировал их в качестве основных шагов Новой науки – науки, стремящейся преодолеть разделение на субъект и объект.
Первый шаг – это непредубежденное наблюдение, ведущееся с помощью всех наших органов чувств, во время которого нам следует воздерживаться от гипотез, суждений и умозаключений. Второй шаг – это развитие в себе способности к "точному чувственному воображению", благодаря которому мы сможем создавать внутренние образы того, что наблюдаем. Эти образы, после того как мы провели с ними эксперименты внутри самих себя, должны быть скорректированы и усовершенствованы, чтобы ими отражались подлинные качества наблюдаемого объекта. Третий шаг приводит к формированию концепций, отражающих глубинный смысл вещей, причем последние должны быть поняты в реалистическом духе, а не в обычном, номиналистическом. И, наконец, опираясь на собственный опыт, мы приходим к убеждению, что "Книга Природы" начинает с нами говорить. Такой опыт Штейнер называет "общением".
Этот метод, который может быть применен и в науках о человеке, и в науках об обществе, сочетает в себе наблюдение и размышление так, что придает обеим наукам новый смысл. Наше обычное научное наблюдение слишком ограничено, ибо не требует процесса внутреннего экспериментирования. Наше мышление руководимо гипотезами и абстрактными теориями, и творческий путь его тоже тернист. В науке мы не реализуем многие качества нашего сознания: мы теряем доверие к способности мышления открывать истину, познавать мир живых форм и идей. Однако, пользуясь методом, предлагаемым центральноевропейской наукой, мы можем вступить с действительностью в новую взаимосвязь с помощью духовно обновленных чувств мышления.
Центральноевропейская наука – это диалог с природой и с людьми. Она более наука творческих личностей, нежели институциализированных школ. Коммуникативный характер такой науки показывает, что знание передается другим людям, и процесс познания никогда не может происходить в абстрактной форме, ибо нацелен на понимание Природы всем существом человека, а не только его рассудком. Представления знания могут принимать различные формы: символическую (как в алхимии), поэтическую (как в гетевской философии природы), или же некоторые другие формы. Но что касается традиционных академических форм научного познания, то они очень редко достигают глубинного понимания и никогда – личностной переработки.
Значение центральноевропейского подхода
Центральноевропейская наука является наследницей донаучных форм познания мира, но в ней коммуникативные процессы осуществляются на уровне сознания. Она принимает разграничение на субъект и объект, но хочет его преодолеть, тем самым предлагая сделать важный шаг за пределы тех ограничений, которые установила для себя Западная наука. Мы находим Западную науку не; только в Америке или в Западной Европе, но также и в Восточной Европе. Марксизм, и та материалистическая философия, в которую он вылился, являются частью западной науки. И как марксизм принимает все основные положения западных теорий развития, так и науки восточных стран разделяют основные положения Западных, наук. "Инструментальная" рациональность – это ядро доминирующей парадигмы научного и социального развития. "Инструментальная" рациональность – это выражение отчуждения. Она основывается на власти и насилии, которые направлены против нашей внутренней и внешней природы.
"Коммуникативная" рациональность является целью центральноевропейской культуры, начиная с позднего средневековья. В нынешнем столетии она вышла за пределы культуры Центральной Европы и стала частью новой европейской культуры. И, как таковая, она играет роль во всемирном движении культурного обновления. Я упомянул уже некоторых представителей центральноевропейской научной традиции. В естествознании мы можем выделить "алхимическую" традицию; Парацельса и его медицинскую традицию; Беме и традицию философии природы, к которой принадлежали многие философы эпохи романтизма; Гете и традицию гетенианства (например, Краус, Дайнхарт, Аннемозер, Пуркине, Прейс, Трокслер). В XX в. мы можем выделить антропософов, биологов (таких как Портман), феноменологов и многих других. В науке о человеке мы можем выделить немецких и польских идеалистов–антропологов, философов–персоналистов (Шелер, Бубер и Левинас). В науке об обществе мы можем выделить Кузанца, Альтузиуса, фон Гумбольдта, Шиллера (его "Письма об эстетическом воспитании человека"), представителей "понимающей" социологии – Иллича, Герца и многих других. В целом, антропософия представляет собой попытку обновить центральноевропейские науки путем соединения материальных и духовных аспектов нашей действительности, через развитие способностей человека.
Восстановление коммуникативных процессов в науке должно означать и воссоздание существенных элементов донаучной традиции. Эти элементы жизненно важны для нашей культуры. Во–первых, нам нужна новая наука о природе, которая будет ее оздоровлять, а не насиловать и разрушать. В такой науке сам человек должен опять обрести и свое место в природе, и чувство ответственности за будущее мира. Сторонники экологического движения считают, что природа является нашим партнером, и мы должны с ней общаться. Для подготовки к этому общению нам нужна холистическая наука о природе и новая экологическая этика. Во-вторых, нам необходимо и новое общение друг с другом, с нашими душами. Современная наука дала нам образ человека как "черного ящика", который надо заполнить окружающей нас обстановкой и образованием. Мы забыли о том, что можем знать самих себя и можем учиться друг у друга. Это путь духовного развития и внутреннего перевоплощения. Для этого нам нужна новая наука о человеке. И, в-третьих, нам нужны новые способы общения со всеми людьми, создание общинной жизни. Наши социальные науки способны лишь на то, чтобы обеспечить нас социальной технологией, им не ведомы законы общественного развития. Поэтому нам нужна такая социальная наука, которая развивала бы глубинное понимание социальной динамики. Основания этих новых наук были заложены центральноевропейской культурой. Штейнер пытался соединить духовную и научную жизнь центральной Европы с позитивными усилиями западной науки, понять наш мир и преобразить его. Многие ученые присоединяются к этому проекту.
* * *
Появляется новая наука, основанная на коммуникации с живой действительностью. Множество людей не чувствует себя уютно в мире, созданном современной наукой, потому что она не дает им возможности общаться с действительностью, понимать глубины природных существ и других людей. И эта действительность умирает (что мы и видим вокруг себя): умирают люди внутренне пустые, лишенные социальных симпатий друг к другу. Такова действительность, основанная на власти и "инструментальной" рациональности. В настоящее время мы не можем жить без такой науки и без технологии, которая порождается наукой. Если мы хотим спасти человечество, то мы обязаны уменьшить роль науки такого типа и создать "духовную науку", в которой познание будет являться формой любви и способом общения с действительностью, науку, которая трудится, используя силу сердца.
Список
литературы
l. Bergman M. The Reenchantment of the World. Toronto. 1984.
2. Foucault M. Discipline and Punish. Harmondaworth. 1978.
3. Lehrs E. Mensch und Materie. – Ein Beilrag zur Erweiterung der
Naturwissenschaft nach der Methode Goethes. Frankfurt. 1966.
4. Riemeck R. Beispiele goetheanistischen Denkens. Basel, 1974.
5. Steiner R. Grundlinien einer
Erkenntnistheorie der Goetheschen Weltanschauung. Dornach, 1960.
6. Steiner R. Die Philosophic der Freiheit. Domach. 1984.
7. Yates F. The Rosicrusian Enlightenment. Frogmore. 1975.
Источник:
Г.Салмон. Наука как власть и наука как коммуникация
(противоборство двух традиций) //
Философские исследования, № 3, с.60–67.